Клад Стервятника - Страница 81

Меня даже посетила догадка, что скорее всего их как-то «выключили». Причем большинство из тех, что я увидел, — одновременно. И еще одно стойкое ощущение не покидало меня. Мне все сильнее казалось, что кто-то постоянно смотрит на меня, и этот кто-то для меня очень опасен.

В скором времени я обнаружил, что инстинктивно стараюсь держаться широких каменных и бетонных выступов. Ведь за ними так удобно укрываться от возможного соглядатая или хотя бы маскироваться. Однако все попытки маскировки ни к чему бы не привели: я не мог избавиться от чувства глубины и шаткости мостков под ногами. Теперь я был уже абсолютно уверен, что противник глядит на меня… снизу.

Ряды клеток представились мне дощатой сценой балагана. Стоит посильней топнуть ногой — и ты провалишься в тартарары. Нужно было срочно возвращаться к Гордею и Анке.

Но если весь род людской что-то когда-нибудь и погубит окончательно, то это — наше жгучее любопытство. Однажды нас уже выставили из рая, и теперь, видимо, черед за адом. Однако у каждого из нас персональный ад, в котором жить поначалу кажется вполне удобно и комфортно.

Указатель дороги в ад для меня лично сейчас висел в том же углу клетки, как и первый обнаруженный нами плафон или кожух с обрывками провода. Но теперь под кожухом я случайно заметил нехитрый приборчик.

Металлическая коробочка, на ней пара кнопок, ниже — тумблер и маячок сигнальной лампочки. Вот только эта лампочка сейчас тревожно мигала ядовито- желтым светом. Причем световые импульсы сменялись не через равные промежутки времени, а в определенном порядке, на манер примитивного реле электрогирлянды с программатором.

У меня с детства прочно воспитаны условные рефлексы. Если из крана льется вода — надо завинтить кран. Если днем зачем-то горит лампочка — нужно ее выкрутить.

Поэтому еще одна гаечка пролетела в угол клетки и спокойно покатилась по дощатому настилу точне- хонько в трещину пола. Значит, ажур.

В этой клетке решетка была полностью демонтирована. И вдобавок здесь, по счастью, не было мертвеца. Перешагивать через колючего гиганта мне бы очень не хотелось. Когда-нибудь в Зоне какой-нибудь мутант обязательно поймает меня на таком «слабо», вот увидите.

До жестяного кожуха оставалось еще метра два, плюс столько же — в высоту. И тут оказалось, что дощатая решетка, которую я принял за настил, закрывающий бетонные полы, как и положено быть в клетке для таких мегагигантов, была всего лишь решеткой. Или ловушкой, что функционально одно и то же.

Время, погода и радиация сделали свое черное дело, основательно прогрызя доски. В мгновение ока они подломились подо мною, и я, не успев даже вскрикнуть, посыпался вниз вместе с обломками гнилой обрешетки.

Низвергаясь в свой персональный ад, мне показалось, что я заметил ярусом ниже уровня клетей маленькую комнатку. В ней сидел какой-то тип, закутанный в романтический плащ, и с любопытством взирал на меня глазами, забыть которые мне уже никогда не суметь ни в этой жизни, ни в последующих. Но чтобы описать их цвет, блеск и выражение, мне пришлось бы проштудировать добрый десяток толковых словарей, и все равно ничего лучше, кроме «ни хера себе», мне бы не придумалось.

На меня посыпались стропила, я попытался прикрыть голову и тут же вывалился в узкий коридор. Тут царила беспросветная темень, и вдобавок кисло и остро пахло вконец протухшей гнилью. Оказывается я распластался на сыроватом мешке стекловаты, что меня и спасло при падении. Несколько таких мешков штабелем лежали поодаль. Я четко видел их очертания и капроновые нитки, торчащие из дырявой искусственной мешковины.

— Это называется «сверзился», — пробормотал я, потирая ушибленное во всех местах тело. И стал озираться по сторонам.

Подвал, куда я провалился из-за любви к мигающим лампочкам, был грубо сложен из массивных балок, образующих узкие коридоры, расходящиеся по сторонам по неизвестной мне системе. Из редких щелей проникали воздух и свет, но шел и были слишком узкие, к тому же — в кирпичной кладке, долбить дальше которую мне показалось опрометчивым и опасным. Тогда я задрал голову и изучил место своего постыдного выпадения в осадок.

* * *

Очень скоро выяснилось, что, сам того не желая, я очутился в подвальном тупике, у которого был только один совмещенный вход/выход. Прямо как на древних компьютерных звуковых платах.

Интересно, что бы сейчас сказал, например, старина Данте, большой любитель путешествовать по злачным местам вроде ада, чистилища и римских общественных бань?

«По Агропрому путь пройдя до половины, я очутился в каменном мешке».

Ага, и еще плюсуем тупую боль в башке.

Я попытался молодецки выпрямиться, но лучше бы этого не делал.

В полутьме я не рассчитал высоты каменного свода и здорово ударился спиною, не сумев точно вписаться под балку. Мой организм тут же протестующе закричал. А я зашипел от боли, как наследник Слизе- рина, перемежая змеиный язык парсултанг множественными нотами «ля» и еще новой нотой «ё», которую, по-моему, давно уже пора ввести в современный музыкальный обиход.

— Ля-а-а! Ё-о-о-о! Бли-и-ин! Гребаная Зона… — чертыхнулся я з сердцах и в селезенку. — Места живого не осталось! Уже всего изломала, зар-р-раза!!

И тут же пожалел о сказанном.

Вот поистине золотыми буквами я бы писал на стенах всех наших общественных туалетов и прочих заведений культурного андеграунда: «Стоя у писсуара, будь максимально политкорректен!»

Это великая мысль, ребята, поверьте на слово. Потому что когда ты отливаешь вслух, делая оба этих физиологических процесса параллельными, ты никогда — слышите, никогда! — не знаешь наверняка, кто через минуту может неожиданно выйти из кабинки напротив.